Неточные совпадения
И ты, любовник бранной
славы,
Для
шлема кинувший
венец,
Твой близок день, ты вал Полтавы
Вдали завидел наконец.
Но когда настал час — «пришли римляне и взяли», она постигла, откуда пал неотразимый удар, встала, сняв свой
венец, и молча, без ропота, без малодушных слез, которыми омывали иерусалимские стены мужья, разбивая о камни головы, только с окаменелым ужасом покорности в глазах
пошла среди павшего царства, в великом безобразии одежд, туда, куда вела ее рука Иеговы, и так же — как эта бабушка теперь — несла святыню страдания на лице, будто гордясь и силою удара, постигшего ее, и своею силою нести его.
— Не надейтесь по-пустому: в этих слезах увидит он только обыкновенную боязливость и отвращение, общее всем молодым девушкам, когда
идут они замуж не по страсти, а из благоразумного расчета; что, если возьмет он себе в голову сделать счастие ваше вопреки вас самих; если насильно повезут вас под
венец, чтоб навеки предать судьбу вашу во власть старого мужа…
Невесты из княгининого дома просили ее приколоть своими руками какую-нибудь ленту, когда
шли к
венцу.
Это помешало мне проводить мать в церковь к
венцу, я мог только выйти за ворота и видел, как она под руку с Максимовым, наклоня голову, осторожно ставит ноги на кирпич тротуара, на зеленые травы, высунувшиеся из щелей его, — точно она
шла по остриям гвоздей.
Когда священник возлагал на головы жениха и невесты
венцы и просил бога, чтобы он венчал их
славою и честью, то лица присутствовавших женщин выражали умиление и радость, и, казалось, было забыто, что действие происходит в тюремной церкви, на каторге, далеко-далеко от родины.
Я только в последний, двадцатый мой год
Узнала, что жизнь не игрушка,
Да в детстве, бывало, сердечко вздрогнет,
Как грянет нечаянно пушка.
Жилось хорошо и привольно; отец
Со мной не говаривал строго;
Осьмнадцати лет я
пошла под
венецИ тоже не думала много…
Я матушкину правую руку взял, сложил: „Благословите, говорю, матушка, со мной к
венцу идет“; так она у матушки руку с чувством поцеловала, „много, говорит, верно, твоя мать горя перенесла“.
Наутро, еще до пробуждения ее, являлись еще два посланные к Дарье Алексеевне от князя, и уже третьему посланному поручено было передать, что «около Настасьи Филипповны теперь целый рой модисток и парикмахеров из Петербурга, что вчерашнего и следу нет, что она занята, как только может быть занята своим нарядом такая красавица пред
венцом, и что теперь, именно в сию минуту,
идет чрезвычайный конгресс о том, что именно надеть из бриллиантов и как надеть?» Князь успокоился совершенно.
Если меня убьют или прольют мою кровь, неужели она перешагнет через наш барьер, а может быть, через мой труп и
пойдет с сыном моего убийцы к
венцу, как дочь того царя (помнишь, у нас была книжка, по которой ты учился читать), которая переехала через труп своего отца в колеснице?
"Ты почто, раба, жизнью печалуешься? Ты воспомни, раба, господина твоего, господина твоего самого Христа спаса истинного! как пречистые руце его гвоздями пробивали, как честные нозе его к кипаристу-древу пригвождали, тернов
венец на главу надевали, как святую его кровь злы жидове пролияли… Ты воспомни, раба, и не печалуйся;
иди с миром, кресту потрудися; дойдешь до креста кипарисного, обретешь тамо обители райские; возьмут тебя, рабу, за руки ангели чистые, возьмут рабу, понесут на лоно Авраамлее…"
И взял я его перекрестил, сложил его головку с туловищем, поклонился до земли, и закопал, и «Святый боже» над ним пропел, — а куда другой его товарищ делся, так и не знаю; но только тоже, верно, он тем же кончил, что
венец приял, потому что у нас после по орде у татарок очень много образков
пошло, тех самых, что с этими миссионерами были.
Чем дальше они
шли, тем больше открывалось: то пестрела китайская беседка, к которой через канаву перекинут был, как игрушка, деревянный мостик; то что-то вроде грота, а вот, куда-то далеко, отводил темный коридор из акаций, и при входе в него сидел на пьедестале грозящий пальчиком амур, как бы предостерегающий: «Не ходи туда, смертный, — погибнешь!» Но что представила площадка перед домом — и вообразить трудно: как бы простирая к нему свои длинные листья, стояли тут какие-то тополевидные растения в огромных кадках; по кулаку человеческому цвели в средней куртине розаны, как бы
венцом окруженные всевозможных цветов георгинами.
— Но знайте, что если она будет стоять у самого налоя под
венцом, а вы ее кликнете, то она бросит меня и всех и
пойдет к вам.
«Девушка, говорит, перл и алмаз», ну и, разумеется, «он недостоин» — их слог; но из-за каких-то там грехов или обстоятельств «принужден
идти к
венцу и ехать в Швейцарию», а потому «бросай всё и лети спасать».
Всякая женщина,
идя к
венцу, в этом роде чем-нибудь запасается из мужнина старого, но ведь тогда… что через год-то будет?
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал скорее башню, чем православную церковь, — на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями на славянском языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева
венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм,
шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения
славы твоея».
Вместо шишака на князе была ерихонка, то есть низкий, изящно выгнутый
шлем, имевший на
венце и ушах золотую насечку, а на тулье высокий сноп из дрожащих золотых проволок, густо усыпанных во всю длину их яхонтовыми искрами.
Еще будучи ребенком, она горько плакала, когда батюшка произносил: «И сплетше
венец из терния, возложиша на главу его, и трость в десницу его», — и всхлипывающим дискантиком подпевала дьячку: «
Слава долготерпению твоему, Господи!
слава тебе!» А после всенощной, вся взволнованная, прибегала в девичью и там, среди сгустившихся сумерек (Арина Петровна не давала в девичью свечей, когда не было работы), рассказывала рабыням «страсти Господни».
Впрочем, странный человек
пошел покорно, как заведенная машина, туда, где над городом стояло зарево и, точно
венец, плавало в воздухе кольцо электрических огней над зданием газетного дома…
Варвара усмехнулась. Она думала, что Передонов пьян с утра. Но она не спорила с ним: а то еще, — думала она, — рассердится и не
пойдет под
венец.
В первый день пасхи он
пошёл на кладбище христосоваться с Палагою и отцом. С тихой радостью увидел, что его посадки принялись: тонкие сучья берёз были густо унизаны почками, на концах лап сосны дрожали жёлтые свечи, сверкая на солнце золотыми каплями смолы. С дёрна могилы робко смотрели в небо бледно-лиловые подснежники, качались атласные звёзды первоцвета, и уже набухал жёлтый
венец одуванчика.
Но открыв незапертую калитку, он остановился испуганный, и сердце его упало: по двору встречу ему
шёл Максим в новой синей рубахе, причёсанный и чистенький, точно собравшийся к
венцу. Он взглянул в лицо хозяина, приостановился, приподнял плечи и волком прошёл в дом, показав Кожемякину широкую спину и крепкую шею, стянутую воротом рубахи.
После обряда невеста попросилась
идти домой по улице в
венцах и с попом, но отец кратко сказал...
На этой свадьбе, помню, произошел небольшой скандальчик довольно странного свойства. Постельников и его приятель, поэт Трубицын, увезли невесту из-под
венца прямо в Сокольники и возвратили ее супругу только на другой день… Жизнь моя вся
шла среди подобных историй, в которых, впрочем, сам я был очень неискусен и слыл «Филимоном».
— И, полно, матушка! теперь-то и пожить! Жених твой знатного рода, в
славе и чести; не нашей веры — так что ж? прежний патриарх Гермоген не хотел вас благословить; но зато теперешний, святейший Игнатий, и грамоту написал к твоему батюшке, что он разрешает тебе
идти с ним под
венец. Так о чем же тебе грустить?
— Добро, добро, не божись!.. Дай подумать… Ну, слушай же, Григорьевна, — продолжал мужской голос после минутного молчания, — сегодня у нас на селе свадьба: дочь нашего волостного дьяка
идет за приказчикова сына. Вот как они поедут к
венцу, ты заберись в женихову избу на полати, прижмись к уголку, потупься и нашептывай про себя…
Квашня. Не-ет, говорю, милый, с этим ты от меня — поди прочь. Я, говорю, это испытала… и теперь уж — ни за сто печеных раков — под
венец не
пойду!
Он воображал, как он и его Юлия
пойдут под
венец, в сущности совершенно незнакомые друг другу, без капли чувства с ее стороны, точно их сваха сосватала, и для него теперь оставалось только одно утешение, такое же банальное, как и самый этот брак, утешение, что он не первый и не последний, что так женятся и выходят замуж тысячи людей и что Юлия со временем, когда покороче узнает его, то, быть может, полюбит.
Теперь
иду — погибель иль
венецМою главу в России ожидает,
Найду ли смерть, как воин в битве честной,
Иль как злодей на плахе площадной,
Не будешь ты подругою моею,
Моей судьбы не разделишь со мною...
Заутра вновь святейший патриарх,
В Кремле отпев торжественно молебен,
Предшествуем хоругвями святыми,
С иконами Владимирской, Донской,
Воздвижется; а с ним синклит, бояре,
Да сонм дворян, да выборные люди
И весь народ московский православный,
Мы все
пойдем молить царицу вновь,
Да сжалится над сирою Москвою
И на
венец благословит Бориса.
Кудри сама расчесала я Грише,
Кровь с молоком наш сынок-первенец,
Кровь с молоком и невеста…
Иди же!
Благослови молодых под
венец!..
Манефа. Конец — всему делу
венец. (
Идет к двери.)
— Я не узнал тебя!.. Так это был ты, мой друг? Как я рада!.. Теперь ты не можешь ни в чем упрекать меня… Неправда ли, мы поравнялись с тобою?.. Ты также, покрытый кровью, лежал у ног моих — помнишь, когда я
шла от
венца с моим мужем?..
Весь город взволнован: застрелилась, приехав из-под
венца, насильно выданная замуж дочь богатого торговца чаем. За гробом ее
шла толпа молодежи, несколько тысяч человек, над могилой студенты говорили речи, полиция разгоняла их. В маленьком магазине рядом с пекарней все кричат об этой драме, комната за магазином набита студентами, к нам, в подвал, доносятся возбужденные голоса, резкие слова.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О
славе прошлой — и о том,
Как удручен своим
венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
Дульчин. «С голубыми ты глазами, моя душечка!» Угодно вам
идти со мною под
венец?
И ты не обманулся.
Когда б нежданно истинный Димитрий
Явился нам — я первый бы навстречу
Ему
пошел и перед ним сложил бы
Я власть мою и царский мой
венец.
Но Дмитрий мертв! Он прах! Сомнений нет!
И лишь одни враги Руси, одни
Изменники тот распускают слух!
Забудь о нем. В Димитриевой смерти
Уверен я.
Задумалась я вправду. Новый мир
Ты, королевич, мне открыл. У нас
Не любят так. У нас отцы детей
Посватают, не спрашивая их,
И без любви друг к другу под
венецОни
идут. Я, признаюсь, всегда
Дивилася тому.
Идут,
идут! Народ
Волнуется! Вот уж несут хоругви!
А вот попы с иконами, с крестами!
Вот патриарх! Вот стольники! Бояре!
Вот стряпчие царевы! Вот он сам!
В
венце и в бармах, в золотой одежде,
С державою и скипетром в руках!
Как он
идет! Все пали на колени —
Между рядов безмолвных он проходит
Ко Красному крыльцу — остановился —
Столпились все — он говорит к народу…
Николаев. Вот дурацкая выдумка, а еще английская! То англичане умно выдумывают, а это — совсем глупо. Ну, как после
венца уезжать! Ну, добро, у вас все-таки богато: и карета, и девушка, и все, а каково небогатым? в повозочке-то, да без девки? Да и то: нет, дать опомниться молодой, а тут ей ты:
пошел! трясись! — глупо!
Кому судьба
венец готовит,
Того вопрос: куда
идти?
— А как все представление окончилось, тогда сняли с меня платье герцогини де Бурблян и одели Цецилией — одно этакое белое, просто без рукавов, а на плечах только узелками подхвачено, — терпеть мы этого убора не могли. Ну, а потом
идет Аркадий, чтобы мне голову причесать в невинный фасон, как на картинах обозначено у святой Цецилии, и тоненький
венец обручиком закрепить, и видит Аркадий, что у дверей моей каморочки стоят шесть человек.
Хоть об Аннушке Солодовой Антипу Гавриловичу и в голову никогда не приходило, но, не поморщившись, исполнил он волю родительскую,
пошел под
венец с кем приказано… И после ничего… Не нахвалится, бывало, женой. Ладно жили между собою.
— Сама тех же мыслей держусь, — молвила Дуня. — Что красота! С лица ведь не воду пить. Богатства,
слава Богу, и своего за глаза будет; да и что богатство? Сама не видела, а люди говорят, что через золото слезы текут… Но как человека-то узнать — добрый ли он, любит ли правду? Женихи-то ведь, слышь, лукавы живут — тихим, кротким, рассудливым всякий покажется, а после
венца станет иным. Вот что мне боязно…
Везде про Настю речи вели, потому что нестаточное, необычное вышло бы дело, если б меньшая сестра вперед старшей
пошла под
венец.
— Как мне замуж
идти?.. За кого?.. — с грустью сказала Фленушка. — Честью из обители под
венец не ходят, «уходом» не
пойду… Тебя жаль, матушка, тебя огорчить не хочу — оттого и не уйду… «уходом»…
Судя по знаменитому стиху «Кому
венец? мечу иль крику?» [Строка из стихотворения Пушкина «Бородинская годовщина» (1831).], предполагали, не без основания, что Пушкин решительно] не признавал силы литературного убеждения; между тем напечатанные ныне статьи его [о Радищеве,] о мнении. г. Лобанова [Речь
идет о статье Пушкина «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности как иностранной, так и отечественной» (впервые опубликована в «Современнике», 1836, кн.
Одна за другой, по высокой лестнице брачного чертога и по дорогам сада, ступая на те места, которых касались ноги Жениха,
шли пять Мудрых дев, увенчанные золотыми
венцами, сияющими, как великие светила. С глазами, полными слез, и с сердцами, объятыми пламенем печали и восторга,
шли они возвестить миру мудрость и тайну.
И
слава, добытая в долгой борьбе,
И самый
венец мой державный,
И всё, чем я бранной обязан судьбе, —
Всё то я добыл лишь на вено тебе,
Звезда ты моя, Ярославна...